Я варю вишневое варенье,
Я люблю высоких и строптивых.
Здесь, наверно, лунное затменье,
Вместо лиц сплошные негативы.

Я считаю косточки от вишен,
Их число стремится к Пифагору.
Если я тебя еще увижу,
Мы еще вернемся к разговору.

Мне ужасно тесно в этих стенах,
Лето разрывается на части,
Голуби уселись на антеннах,
Говорят о голубином счастье.

А на мне передник от Кардена,
Разрисованный вишневым соком.
В городе такие перемены,
Даже страшно, чтоб не вышли боком.

Русское теперь у них в опале,
Гоголя читают в переводах,
Деньги их опять в цене упали,
Землю снова раздают народу.

У Андрюши кофе варят гуще,
На столах расставлены букеты,
Виноградник зелен и запущен,
Там сидят студенты и поэты:

Умные, в портфелях носят "Будду",
Знают толк в китайском алфавите.
Боже, как мне хочется отсюда,
Как же я хочу тебя увидеть!

Там, где ты, теперь, наверно, вечер,
Ты устал и вышел к океану,
Горизонт красив и бесконечен,
Корабли плывут в чужие страны.

Я увязла в ближнем зарубежье,
Сад вишневый требует терпенья.
Я пишу тебе на побережье
И варю вишневое варенье.
       

Вступление: Am7|Am7|Dm7|E7| 2 раза
             Dm7  E7                Am
И никто не знает,   что случится с нами.
              Dm   E7          Am      A7
Ты не знаешь тоже,  потому беспечен.
            Dm    E7           Am       F
Ты рисуешь листья   на моих деревьях
               Dm                   E7

И весна, быть может, будет длиться вечно.
Ты похож на денди в этой чудной шляпе.
Ты бросаешь деньги и слова на ветер.
Только ветер знает, что в карманах пусто,
Только я и верю всем причудам этим.

  Вокализ: |F|G7|C|C|F|G7|C|C|F|A7|Dm|Dm|Dm|Dm|E7|E7|

А чужие жизни втиснуты в обложки
Все уже известно на любой странице.
Ты готовишь завтрак для меня на кухне,
А что будет завтра, мне во сне приснится.

Я не знаю, что имеет ценность в мире.
Что имеет смысл, печальной смерти кроме.
Если ты уходишь, в неизвестность утра,
Я сижу и жду тебя в пустынном доме.

Ни один из сильных, кто имел так много.
Кто разрушил Трою, и кто ее построил.
Ни один из них, великих и ничтожных,
Пуговицы на твоем плаще не стоил.

Прогуливаясь по Невскому проспекту,
Представляю себя в минувшем веке.
И была бы я там гувернанткою
У какого-нибудь богатого человека.

Вечерами по черной лестнице
Поднимаясь в свою каморку,
Я бы думала о судьбе человечества
И вздыхала бы очень горько.

Сахар в чайном стакане размешивая,
Перелистывала бы разных писателей,
Ах, какой же мой барин вежливый,
Ах, какой же мой барин внимательный.

И повесив бы платье на плечики,
Написала б письмо в провинцию,
У окошка сестренка младшая
Там мечтает о сказочном принце.

Ну какие же принцы в провинции?
Их на всю-то столицу - один.
И за что ж я понравилась барину?
Он такой невозможный блондин!

Подарил мне чулочки новые,
Обольщает булавками, платьями,
Я-то знаю, чем все это кончится,
Я пью чай и читаю писателей.

Ну зачем мне любовь неравная,
Он же будет меня стесняться.
Я мечтаю о мировой революции,
Чтоб с блондином своим сравняться.

Прогуливаясь по Невскому проспекту,
Представляю себя в нынешнем веке.
Ах, как хочется быть гувернанткою
У какого-нибудь богатого человека.

Она сшила себе очень модную юбку
Из какой-то дешевой и тоненькой ткани,
Она курит отчаянно черную трубку
И мечтает увидеть себя на экране.

И выходит она на крыльцо института
В окружении мальчиков юных, безусых.
Без внимания к ней не проходит минуты,
Чем немало расстроены барышни курса.

У нее удивительно длинные ноги
И глаза восхитительно синего цвета,
Для нее срифмовали влюбленные вздохи
Два ужасно талантливых местных поэта.

Ей так нравится имидж богемного мира,
Болтовня об искусстве за чашечкой кофе,
Ей осталось полшага до спальни кумира,
Говорят, у него чисто греческий профиль.

В этом городе слишком свободные нравы,
Ей досталось немало и зрелищ, и хлеба,
Ей осталось полшага до денег и славы,
И совсем уж немножко до звездного неба.

Ей богатый старик снять пальто помогает,
Эпатируя лысиной радиоактивной,
И пока он в бокалы нектар разливает,
Ей становится вдруг и смешно и противно.

Но когда мимо окон ее пробегает
Длинноногая школьница в платье нарядном,
Синеглазым огнем на лету обжигая,
Как ей хочется, боже, вернуться обратно!

Опять разыгралась война в отдаленных селеньях,
И движется вражеский флот по созвездьям во тьме.
И мальчик - матрос, очарованный, как сновиденье,
Снял бескозырку и тихо стоит на корме.

  Припев:
И птица летит по ветру, не зная о ветре,
И рыба плывет в океане, не зная воды,
И космос, застывший в пространстве своих геометрий,
Пугает его красотою своей пустоты.

Опять разыгралась война в отдаленных селеньях,
Но грохот орудий уже приближается к нам.
И девушка в белом, далекая, как сновиденье,
Неслышно ступает по бархатно-красным волнам.

  Припев:
И птица летит по ветру, не зная о ветре,
И рыба плывет в океане, не зная воды,
И космос, застывший в пространстве своих геометрий,
Встречает ее красотою своей пустоты.

Ты садишься в кресло, ты смотришь в окно,
Ты листаешь журнал, ты слушаешь джаз,
Ты уходишь в себя, ты ложишься на дно,
Я не буду мешать, но скажи мне,
Где ты сейчас?

Я совсем не расстроюсь, когда ты уйдешь
На Седьмую страницу "Оранжевой книги",
На Двенадцатой миле ты свой кофе допьешь
И расправишь свой парус на Трехмачтовом бриге.

Я запомню все цифры минувшего дня:
Семь, Двенадцать и Три ты слушаешь джаз,
Если ты, возвратившись, не застанешь меня,
Это значит, я снова не знаю,
Где ты сейчас.

Я оставлю тебе деловое письмо
В восемнадцатом томе своих сочинений:
Твой обед на столе, мой портрет на трюмо,
Мы опять разминулись вне всяких сомнений.

Твои караваны застряли в песках,
Ты спешишь им на помощь и слушаешь джаз.
Ты все мне расскажешь потом, а пока
Ты - ветер.  И никто мне не скажет,
Где ты сейчас?        

Теперь я понимаю мечту Наполеона:
Владеть, повелевать, играть такой страной!
Поддев на вилку нежный ломтик шампиньона,
Я пью его вину, вино всему виной.

Теперь я понимаю фантазии Дюма:
Кода так пахнет ночь французскими духами,
То муза из огня является сама
И дышит на тебя любовью и грехами.

Теперь я понимаю триумфы Пикассо:
И девочку на шаре, летящую в Париж,
А шар такой земной!  И сонмы голосов
Приветствуют тебя со всех парижских крыш!

А ты и Жан Кокто, и Сальвадор Дали,
Ты умер и воскрес, ты пеплом стал и пеной.
Единственный автобус на плоскости земли
Привез тебя и встал у набережной Сены...

Ты, в общем, не готов, ты беден, юн и мил,
У бедности, увы, так много искушений.
Но за твоей спиной слуга, как мышь, застыл,
Он подает пальто и ждет твоих решений.

Магический узор у Франции ночной.
А я гляжу в окно и думаю о том,
Как ты среди Парижа, притихший и смешной,
Стоишь как перст с бокалом, наполненным вином.

Эти тонкие миры: я шкатулку открываю,
Я беру иголку в руки и по шелку вышиваю.

Вышью свой вчерашний сон, вышью радугу над лесом,
А по радуге идет в мини-юбке стюардесса.

Вышью белый самолет.  Он летит в миры иные.
За стеклом плывут круги - это сны мои земные:

Дама в черном под вуаль прячет длинные ресницы,
Лошадь черная несет прямо в пропасть колесницу,

Темно-синяя вода их в пучину поглощает,
Темно-синяя вода мне разлуку предвещает.

Я над пропастью стою на краю скалы отвесной,
Руку жжет твое кольцо, излучая свет небесный.

Эти тонкие миры я запру в свою шкатулку,
Мы отправимся с тобой на вечернюю прогулку,

И увидим наяву эту радугу над лесом,
А на радуге сидит в мини-юбке поэтесса

И печатает стихи на разваленной машинке,
И печатает стихи, чтоб купить себе ботинки.

Вступление: Dm7|Dm6| - 2 РАЗА

 Dm                             Gm
Город, который мы навсегда покидаем,
            A7                       Dm
В нашем сознании становится не-необитаем.
В городе том прекращают движенье трамваи,
Воздух чернеет, сгущается и, и застывает.

Вещи теряют свое ощущение места.
Улицы, площади не занимают пространства.
Город становится памятью, музыкой, жестом.
Чем-то лишенным статичности и, и постоянства.

С речкой, с мостами, и парками многоэтажный,
Город сжимается в точку на карте бумажной.
Точка на карте уже с двух шагов не видна.
Я раздвигаю ее до размеров окна.

Провинциальной гостиницы с видом во двор,
Где мы сидели, и где мы сидим до сих пор.
Локти твои упираются в плоскость стола.
На сигарету тень от планеты легла.

Узкая ленточка старой кассеты,
Пепел докуренной сигареты,
Прошлого дым.
Мальчик в коротком костюме подростка
В центре заброшенного перекрестка,
Что было с ним?

Грустная леди в окошке трамвая,
Над перекрестком пустым пролетая,
В юбке из роз,
Плавно взмахнет на прощанье руками,
Ты же потом будешь помнить веками -
Крылья стрекоз.

В дымном чаду среди скульпторов пьяных
Некто играл на больном фортепьяно
Зло и всерьез.
Руки его ощущали фактуру.
Вздрогнув, мы оба узнали скульптуру -
Крылья стрекоз.

Тысячи женщин красивых и юных,
Как на канатах, танцуют на струнах,
Тени в раю.
Но на глубинных потоках сознанья
Снова нахлынуло воспоминанье
В память твою...

Снова ревнуют твои одалиски,
Шьют им высокого класса модистки
Юбки из роз.
Что-то опять затевают пилоты,
В утреннем небе висят вертолеты -
Крылья стрекоз.

Вступление: |Am|Hdim+|Fm7|Hdim+|E7|E7|

      Am         Am/C        Dm6(II)   E7
Он приехал. Захотелось на минуту заглянуть,
        Am7         Am/G      Dm6            E7
Все ли так, как уезжая, он оставил здесь когда-то.
        Gm7      A7              Dm            Dm/F
Чтобы в этом убедиться, и крест-накрест зачеркнуть,
       Dm           Dm/C             Dm6(II)    E7
Чтобы больше не считать себя хоть в чем-то виноватым.

Занавесочки на окнах слишком бледные на вид.
Кто-то сирый и безродный в этом доме проживает.
У окошка в черном платье чья-то женщина стоит,
И другую (боже, где она теперь?), напоминает.

Папиросы будто вымокли, дымятся без огня.
Взять бы тачку, да с бутылкой завалиться в гости к другу.
Чтож ты улица не вспомнила бездомного меня,
Белый голубь из под ног сорвался и нырнул во вьюгу.

И повисли два аккорда между небом и землей.
Тот же голос хрипловатый, надрывающийся, нервный.
Он кружится над Арбатом, и над Яузой рекой,
Утешая, ты не первый, кто уехал, ты не первый.

Здесь тоска и нету денег, а на ужин ломтик хлеба.
Безысходность, а за нею только музыка и лето.
Ну а летом только ивы над водою, только небо,
А на ужин пожелтевшая вчерашняя газета.

Но когда все это вспомнишь на другом конце планеты,
Сам себя не понимаешь, от чего печаль такая?
И летит московский голубь ослепительного цвета,
И крылом пустыню неба на три части разрезает...
Он приехал...
          Dm6(II)
        x--+----+----
        ---+----+-O-
        ---+-O-+----
        ---+----+-O-
        ---+-O-+----
        x--+----+----

Если в город спускаются сумерки,
Если тают домов очертания,
Значит время для сентиментального
Старомодного слова: свидание.

Симпатичную юную девочку
Под часами большими старинными
Молодой человек дожидается,
Очень важный, солидный и длинный.

Опоздавшая лишь для приличия,
Улыбаясь малиновым ртом,
Выплывает она, будто нимфа,
В антикварном шикарном манто.

И пойдут они снежною улицей,
Торопливо болтая о разностях,
И наполнится шумная улица
Их ничем не встревоженной радостью.

Просто деться по-прежнему некуда,
Ну а девочка так восхитительна,
Разве только в кафе на окраине,
Где поменьше догадливых зрителей.

С неба смотрит Большая Медведица,
Дома ждут дорогие родители,
Фонари сплошь и рядом глазастые,
А у чувства должно быть развитие.

Завтра будут дебаты в парламенте
И приедет посол из Европы,
Все к тому, чтобы к вечеру в городе
Намело по колено сугробы.

Если снова начнется инфляция,
Перебои с вином и хлопушками,
Все равно Новый год будет вовремя
Под часами у снежного Пушкина.

Опоздавшая лишь для приличия,
Улыбаясь малиновым ртом,
Выплывает она, будто нимфа,
Прикрываясь от счастья зонтом.

Свет фонарей,
Ветер и снег.
Мы пишем стихи
И ждем перемен.
Теперь в нашем доме
Есть место для всех,
Но где те друзья, что приходят,
Не требуя что-то взамен?

Наш дом - это храм,
Он открыт всем ветрам.
Мы в нем словно боги,
Попавшие в плен.
Всесильные здесь,
Беззащитные там,
Где не сделают шага,
Не требуя что-то взамен.

Слово за слово -
Упала звезда
В нашу обитель
Без крыши и стен.
Ты мне призналась,
Что будешь всегда
Рядом со мною,
Не требуя что-то взамен.

Я был корнем каштана,
Я был ветром в кроне,
Я был гранью стакана.
Она ждала на перроне.

Я был кружкою пива,
Я был сиденьем трамвая.
Она мне казалась красивой
Особенно в мае.

Я был галькой у моря,
И море меня лизало.
Она появлялась и вскоре
Опять исчезала.

Я был пеплом сигары,
Я был пылью дороги.
Она не слыла недотрогой,
Теперь становится старой.

Я был частью пейзажа,
Который был частью вселенной.
Она мне потом скажет,
Что все тленно.

Я был дыркой в кармане,
Я очень ее любил.
Она вспоминать не станет,
Но я БЫЛ!

То, что ты придумаешь сам,
Будет всегда с тобой:
Вчера ты придумал музыку,
Дающую свет и покой.
Она наполнила до краев
Всегда пустовавший сосуд,
И те, кто теперь приходят к тебе,
Сдвигают бокалы и пьют.
картины на стенах, ручные часы,
Мой теплый пушистый плед -
Заряжены музыкой, от которой
Исходит покой и свет.
А утром я открыла окно:
Плывущий на трех китах,
Глобус вращался.  Им правил Хаос,
Деньги и Суета.
Но то, что ты придумал вчера,
Будет всегда с тобой.
Вчера ты придумал музыку,
Дающую свет и покой.

И рыжие девушки с зелеными глазами
Гуляют в его саду.
Я сожгу свои волосы лучами солнца,
Я тоже туда войду.
Я буду смотреть на зелень деревьев,
И глаза этот цвет обретут,
Я совсем не хочу быть одной из тех,
Которые сад сожгут.

А рыжие девушки с зелеными глазами
Посчитают меня своей
И угостят меня тем самым яблоком =
Сада его ветвей.
Я возьму яблоко и вернусь засветло,
Отдам его той одной,
Которая вынесет его из пепла
Однажды полной луной.

C               Am       C                  Am
Залитая розовым солнцем, вечно встающим над Рейном,
   Dm             G      Dm                  G
В зелени трав и листьев   Германия Генриха Гейне.

Заткнувшая уши, закрывшая глаза от боли и страха,
Живущая только музыкой, возвышенная Германия Баха.

Меняющая шило на мыло, день на ночь, а века на годы,
Фауста  на Мефистофеля, двуликая Германия Гете.

Однажды увидевшая на месте Рейхстага - Триумфальную арку,
Бездомная, с поддельным папспортом Германия Ремарка.

Растоптанная сапогами мирового прогресса,
Мечтающая о Касталии, Германия Германа Гессе.

        C             Dm       G                C
   Раздробленная на княжества поэзии, музыки, власти,
       C           Dm         G           C
   Разрезанная границами на две неравные части.

Мы видели место, где Запад плавно переходит в Восток,
Это голое место, там не пробьется даже травы росток.

Стоят по обочинам брошенные дома единой страны,
Сшитой белыми нитками по шву Берлинской Стены.

В рваных джинсах и майках, с весьма небрежной осанкой,
Шеснадцатилетняя, в черных бутсах Германия панков.

   Попавшая будто в калашный ряд - в гущу арийской нации,
   Испуганная и притихшая Германия русской эмиграции.

Унылым вокзалам Бреста начнется печальная родина,
Наш поезд спешит в Россию, минуя Франкфурт-на-Одере.

   Мы выпили много пива и посетили какой-то музей...
   В карманах марки, в ушах бананы, о Германия наших друзей!